Специально для #ONE Magazine
Недавно я провела целый день, насилуя Гугл в поисках последней колонки публициста Vanity Fair Кристофера Хитченса. Он написал ту колонку, и умер через некоторое время. Мне было безумно интересно почитать, что такого может написать человек, который знает свой диагноз и примерно знает оставшийся срок. Но Гугл упорно вел меня не по тем ссылкам.
Позвонила подруга.
- Что делаешь?
- Пытаюсь найти колонку Кристофера Хитченса.
- Что?
- Ну, колонку.
- С тем же успехом ты могла бы мне сейчас сказать «вата, пенопласт, хумус» - для меня что одно, что другое, не имеет никакого смысла.
Это странный момент для понимания – то, что для одних важно, для других – хумус.
***
Подруга поехала в Париж. Естественно, забралась на Эйфелеву башню, сходила на кладбище Пер Лашез поглазеть на могилу Оскара Уайлда, и в Лувр, естественно. Не то, чтобы она очень хотела, но надо. Представьте – приедет в Бишкек, ее спросят: в Лувре была? Она ответит: нет, и отхватит презрительных взглядов.
Возвращается в Бишкек. Я естественно, спрашиваю:
- в Лувре была?
- Была.
- И как? – спрашиваю я. Не то, чтобы мне было очень интересно, но ведь надо что-то спросить про Париж.
- Да ты знаешь, - говорит, - ну пришла смотреть Мону Лизу. Толпа перед ней нереальная. В толпе от кого-то пахнет потом, от кого-то луковым супом, немного сбивает торжественность момента. Ну пробралась – Мона Лиза и Мона Лиза. Я ее в интернете и по телеку видела тысячу раз.
- А Венера Милосская? Видела? – спрашиваю я.
- Ну видела, – отвечает. – Баба без рук и головы.
***
Я много раз в жизни встречала людей, которые не особо заботились о запахе изо рта, но которых хлебом не корми, дай порассуждать об искусстве. О картинах, о великих художниках, о том, как прекрасно все и удивительно.
Что до меня – я никогда не скрывала своего абсолютно дилетантского отношения к искусству. В отличие от, скажем, Насти Волочковой, которую в «Школе злословия» жестоко затроллили Толстая со Смирновой, пытаясь уличить балерину в поверхностном знании живописи. На вопрос «Кто ваш любимый художник?» я начинаю тяжело мычать и изображать приступы удушья – потому что далека от живописи, как моя подруга далека от Кристофера Хитченса. Мне кажется, что «Черный квадрат» Малевича - это какая-то ерунда. Я никогда не опознаю даже самую знаменитую картину Моне, и перед тем, как написать его фамилию, я сверилась с интернетом, не пишется ли он через «А». Я откровенно скучаю на выставках картин. Как-то я увидела новостной сюжет о некой картине, которую купили за миллион евро. Показали картину. Художник рисовал ее не то бананом, не то каким-то иным похожим предметом, она представляла собой нагромождение каких-то хаотичных мазков. Мне показалось, что мой младший брат в свои три года рисовал талантливее.
Мне конечно стыдно, что я так отношусь к искусству, это большой позор. Но я, по крайней мере, никогда не пыталась изобразить из себя ценителя, говорю как есть – не разбираюсь, и граней не чувствую. Ежу понятно, что картины с бегущими в горах лошадьми в галерее на площади Ала Тоо – это не искусство. Тогда почему, будь эта лошадь нарисована каким-нибудь Рембрандтом, она вмиг стала бы мировым достоянием? Для меня, например, лошадь на холсте куда понятнее, чем какие-нибудь каляки за миллион евро. Там хоть животное, доброе и близкое, нарисовано четко и красиво, а каляки что?
Сдается мне, что искусство – это такая неконкретная сфера, в которой многое зависит от мнения большинства, и лично мне все в ней попахивает фальшью. Потому что восприятие красоты, говорю я голосом Капитана Очевидность, у каждого свое, и вовсе не обязательно сбиваться в стаи, чтобы этой красотой питаться. Скажем, для меня, искусство – это облекать мысли и слова в такие буквы, чтобы эти буквы навсегда впечатывались в сердце. Это мое восприятие искусства, я – буквофил, который заплачет от удачно подобранного слова, но репродукция Шишкина «Утро в сосновом бору» - для меня не больше, чем конфета Мишка на Севере. Да и для большинства моих друзей, я уверена, тоже не больше. Просто в приличном обществе нельзя скептически отзываться об искусстве. Это моветон.
Причем, поди попробуй я скажи это кому из наших. Изругают, ведь девушка просто обязана любить живопись, инсталляции, стремиться в Лувр и все такое, это как бы символизирует глубину ее души и способности тонко чувствовать. Вот Никасом Сафроновым все восхищаются, хотя по мне так это просто стареющий извращенец. И Энди Уорхолом восхищаются, хотя там же невооруженным глазом видно – парень был сильно не в себе. Дали вообще с ума сходил от менструального цикла женщины. Если так посмотреть – в череде великих художников вообще нет ни одного адекватного. Но, говорят, они все были ближе к Богу, чем мы, простые смертные. Может, именно через их наследие мы и стараемся как-то приблизиться.
Я не умею рисовать, но мне очень хотелось бы написать какую-нибудь такую колонку, чтобы меня уже не было – а ее бы читали и читали. И гуглили в Интернете, и растащили бы на цитаты. Нам всем хочется сделать что-то такое, что осталось бы после нас – словами, образами, картинами. Всем хочется подать сигнал в вечность, что мы здесь были, что мы любили, творили и пытались во всем разобраться. Я считаю, в этом смысл искусства – мы приходим и уходим, а оно остается. А вовсе не в том, чтобы изображать к нему интерес.